О видении и загадке
Вот на корабль прибыл он и все молчал...
Два дня никто не слышал слова от него.
Но лед сломался, и прозрачным стало дно
У сердца Странника, и голос прозвучал:
- Для вас, Искатели, что с дерзкими волнами
Готовы спорить, отвоевывая море,
Под парусами из надежды вы от горя
Плывете, Бездны покоряете сердцами...
Вы, опьяненные загадками своими,
В покрове сумерек на зов свирели чудной
Стремитесь к цели и обманчивой, и трудной
Наперекор судьбе с объятьями тугими...
И там, где можете вы сердцем угадать,
Вы ненавидите благие размышленья...
Но расскажу я вам загадку о виденье,
О духе Тяжести, что вам полезно знать...
Угрюмый шел я как-то в сумерках, а солнце
Уж не однажды... закатилось для меня,
А под ногой хрустела горная тропа,
Напоминающая глиняное донце...
Безмолвно шел я по каменьям вверх и ввысь,
Хотя мой дух спускался вниз по краю Бездны...
Проклятый демон! Он сидел на мне - полезны
Такие ноши иногда, но... - Берегись... -
Он - полукрот и полукарлик, да хромой,
Вливал свинец мне через уши в мозг, а мысли
Стекали каплями свинцовыми с той выси,
Где я карабкался, усталый и немой...
- О, Заратустра! - он насмешливо шептал,
- О, камень мудрости! Ты бросил высоко
Себя над собственной главой, но ведь легко
Любому камню падать вниз! Иль ты не знал?
Приговоренный к самому себе, узнай,
Что каждый камень упадет твой на тебя! -
Но я взбирался вверх и грезил: - Ты иль я...
Тут голос мужества вскричал ему: - Слезай! -
Убийца лучший - это Мужественный зверь,
Что нападает под торжественные звуки,
И побеждает тяжесть горечи и муки,
И даже скорбь души - невольницы, поверь.
Смертельно Мужество для головокруженья
У края Бездны... Разве "Видеть все в себе"
Не означает "Видеть Бездны в глубине"?
Смертельно Мужество и для долготерпенья...
И сострадание убьет оно! О, да!
Ведь эта пропасть глубока, коль человек
В нее заглядывает долго... целый век...
И только Мужество спасает все года.
Лишь нападающее Мужество дерзает,
Напав на смерть и победив, ей так сказать:
- Так это Жизнь была? Ну что ж, ей погибать!
А я попробую еще! - и возрождает!
Глаза имеющий, увидит, ну а ты,
Имея уши, слушай песни Высоты...
И снова карлику вскричал я: - Ты иль я!
Но я - сильнейший из двоих, ведь ты не знаешь
Глубин сей Бездны, о которой лишь мечтаешь,
Да ты б не смог ее нести! Слезай с меня!
И тотчас карлик спрыгнул с плеч моих и сел
На камень, съежившись, вблизи Златых ворот.
Мой путь лежал сквозь них... Они... раскрывши рот...
Загадкой высились для каждого, кто смел.
- Взгляни, чудила же, на эти ворота! -
Я продолжал, - Две бесконечные дороги
Под ними сходятся - Мгновения чертоги!
Путь позади, конечно, Вечность, но и та...
Дорога в будущее, тоже, видишь, Вечность!
Смотри, название вверху ворот - Мгновенье.
Но, как ты думаешь, две Вечности Творенья
Всегда ли спорят меж собою в точке "встречность"?
- Прямое - лжет! - злорадно карлик прожевал... -
Сама же Истина крива, а Время - круг!
- О, дух всей Тяжести! - сказал я с гневом вслух, -
Не притворяйся, что легко ты все познал
Я нес тебя наверх, уродец, но могу
Оставить здесь! Взгляни еще раз на врата:
Вот длинный вечный путь вперед, а вот и та...
Дорога вечная назад... Знай, я хочу...
Понять Мгновение! Быть может, Все, что может...
Случиться здесь, уже случалось, и не раз!
Врата... и мы с тобой... и взгляд спокойных глаз,
Все вещи связаны так прочно... Кто поможет...
Понять Причины да их Следствия в Одном?
Вот этот сонный паучок при лунном свете?
Или сам Свет луны, струящийся в ответе...
О, сколько раз мы говорили здесь о том...
Должны мы вечно возвращаться во Мгновенье
И совмещать две эти Вечности в себе -
Я говорил все тише, тише, как во сне...
И вдруг, услышал... вой собаки, привидение..
А мысль тотчас меня в ребенка обратила...
Я вспомнил детство... и собаку при луне
С поднятой мордою, дрожащую в тоске,
Что на невидимого призрака завыла...
Собаку страх объял от вида привидения!
А полный месяц круглым шаром встал над плоской,
И темной крышей, словно вор над ценной горской,
Да все прикидывал: удача... невезенье?
Я вновь услышал этот вой и вдруг очнулся...
Врата исчезли, с ними карлик и паук...
И перешептывания наши, и испуг...
Я был в горах, но не один... И вот, нагнулся...
Увидев возле той собаки... человека!
Собака прыгала, визжала рядом с ним...
Она вопила: - Помогите! - всем святым...
Такого ужаса не видел я от века!
То... молодой пастух хрипел и задыхался!
А искаженное лицо без слов кричало,
Ведь изо рта... змея тяжелая торчала!
От отвращения и сам я испугался...
Смертельный ужас на лице его застыл.
Должно быть, спал он, как змея залезла в глотку,
И там впилась в нее зубами, как в решетку!
Моя рука змею рванула... но без сил...
Тогда из уст моих раздался крик: - Кусай!
Кричал мой ужас: - Откуси же ей главу!
Добро и Зло свились в Желание - Могу! -
И этот общий крик летел из ада в рай...
О, вы, Искатели, что с дерзкими волнами
Готовы спорить, отвоевывая Море,
Так разгадайте и загадку в тихом споре,
Кто этот призрак был, и что же было с нами...
Кто был пастух, и что такое та змея?
И все видение пред самым одиноким...
Пастух главу ей откусил! Плевком далеким
Ее он выплюнув, вскочил, да, как и я...
Смеялся смехом просветленным и свободным!
Но это смех был не земного человека!
Желанье смеха - вот загадочная веха...
Что Жизнь, что Смерть...
Все стало мне теперь... угодным...
Так говорил мне Заратустра...
О прохождении мимо
Минуя земли разных стран, он все спешил
В родные горы, и внезапно оказался
У городской стены, где нищий подвизался...
Беспутный шут, что Обезьяной всех смешил...
Он из речей его заимствовал то фразы,
А то приемы, и присваивал кой - что...
Так, "Заратустры тенью" звал его кой - кто,
Когда тот мудростью зализывал проказы...
Шут обратился к Заратустре: - Град большой!
Искать здесь нечего, терять же можно все!
К чему в грязи тебе сей вязнуть, прочь ее,
Ты поверни назад, мой друг, к себе домой...
Здесь ад отшельнику, а мысли тут мельчают,
А все великое, ссыхаясь, дребезжит,
Харчевни, бойни духа, смрад души брюзжит,
И все живое этим смрадом убивают...
А души жалкие, болтаются как тряпки,
Из них и делают газеты, ну а дух -
В уменье вставить каламбур средь оных двух
Он превратился, громыхая жестью тяпки...
Они друг друга распаляют и бегут,
Бренча всем золотом, неведомо куда,
В вине и зрелищах находят смысл тепла,
Да одержимы "общим мнением" живут.
Здесь хорошо прижились похоти, пороки,
Но есть услужливая ловко Добродетель,
Что с легким задним местом выпрыгнет из петель,
Когда... нагрудный знак иметь... приходят сроки.
Есть Благочестие и набожное войско,
Что дочерей, набитых сеном, опекает,
Есть лизоблюдство перед теми, что спускают
Награды сверху, как плевочки за геройство.
И вверх спешит любая грудь, что без звезды!
Пустая тянется на высшую ступеньку...
Так Добродетель служит, служит за копейку...
Здесь все вращается вкруг золота тщеты.
Король толпы предполагает, а торгаш
Располагает! Иль не знаешь это сам?
Во имя светлого служенья небесам
Иди назад от этих врат, ведь ты не наш!
Уйди от свалки нечистот и от писак,
От крикунов и честолюбцев, от паршивых,
Нахалов, нищих, и прыщавых, и унылых,
На город плюнь, беги скорей от этих врат...
И тут прервал его тираду Заратустра:
- Остановись же, наконец! Мне так противны
И речь, и позы, а манеры... примитивны!
Зачем же сам живешь в болоте, где так густо?
Ты сам лягушкой стал и квакаешь с уловкой!
Чем так злословить, не уйти бы лучше в лес?
Я презираю то презрение, где бес
Нахально гавкает и корчится неловко...
О, разве мало в Море Жизни островов?
Тебя зовут здесь Обезьяною моей...
А я свиньей зову таких вот упырей.
Но отчего ты начал хрюкать, пустослов?
Да оттого, что льстили мало тут тебе,
И ты уселся возле свалки лишь для мщенья!
Я раскусил тебя, глупец порабощенья.
Твое Тщеславие есть месть твоей судьбе.
И пусть слова твои, по сути, справедливы,
В твоих устах они зловонны и пусты.
Противен ты, как этот город суеты...
Когда сгорите, может, станете правдивы...
Но на прощанье все же дам я вам совет:
Там, где нельзя уже любить, пройдите мимо!
Душа у каждого живущего ранима,
И, пусть в огне горя, увидит все же Свет.
Об отступниках
Еще недавно видел я, как на рассвете
Веселой поступью они шли по пути,
Но вот... клевещут уж на смелость, что ж идти!
Ведь утомились ноги поиска... не эти...
Недавно в танце ноги их взлетали смело
Под одобрительный смех мудрости моей.
И вот, чуть старше став, бегут уж от дверей,
Слезая, как глупцы с трибуны, неумело...
Они одумались уже благочестиво!
И успокоившись, опошлились слегка.
Поникло сердце их, кусает ум тоска...
Расстались с мужеством и дерзостью тоскливо...
О, малодушные!
Девиз ваш - Повседневность!
Вас большинство... Но кто подобен в чем - то мне,
Тот не поверит вашей лжи, свет при луне...
Род человеческий - изменчивость и бледность...
Да не привяжется к вам сердцем, кто ожил!
Хотя товарищами будут... то паяцы,
А то покойники, которых те боятся...
Пусть вихрем станет тот, кто нынче полон сил!
А остальные... Да не могут ведь иначе!
Хоть и хотели б по - другому, да нельзя!
Все половинчатое губит цельность "я",
И не решает скудным действием задачи.
Так пусть летят они осенними листами.
О, Заратустра! Не жалей, сорви их ветром!
Чтоб все увядшее истлело метр за метром
С благочестивыми овечьими умами.
Так говорил ты мне...
P.S. Разбойник, милый! Ну, представь, что эти овцы
Драконьим словом осветившись, поумнели,
Листвой железною деревья бы одели...
И... омертвела бы Природа и колодцы...
Так не кори благочестивость их болот.
Коль есть болота, значит нужно так Природе!
Любимый мой! Твою лишь тень хранят в народе,
Чтоб не ослеп от Света мудрости народ...
Из главы О духе тяжести
Учу я так: Любить Себя учиться надо
Любовью верною, здоровой и святой,
Чтоб не терять Себя и Вечности прибой.
Тогда лишь ждет тебя сокровище из клада.
Не лицемерная та "к ближнему любовь",
Которой лгут себе и ближнему, и всем,
Кто мир не любит свой воистину совсем,
А та Любовь, что воскрешает Жизни вновь!
Из всех искусств она действительно тонка,
И мудрена, и много требует терпенья.
Из всех сокровищ, что известны с сотворенья,
Она последним, лучшим кладом нам дана!
Но с детских лет нам с духом Тяжести вбивают
Слова, наследие веков: Добро и Зло.
Мы то, что взваливают нам, несем давно...
Как тот верблюд, что люди вьючным называют
Тому, кто истинно вынослив и силен,
Трудней приходится - столь много чуждых слов
И глупых ценностей несет в среде ослов,
Что видит жизнь... убогой, ею покорен.
Хотя и собственного внутреннего груза
Довольно много у него, но оболочка
Должна быть красочна, прилична - вид цветочка,
Чтоб слепотою мудрой стала вся обуза...
Однако, часто все ж прозрение возможно...
Достоинств скрытых, неразгаданных так много,
Что не находится ценителей такого
Богатства тайного.
Душа же... ждут тревожно...
Об этом женщины всего вернее знают:
Чуть - чуть потолще, покрупнее или чуть
Изящней ножка, или чуть повыше грудь...
О, эти "чуть" - они - то именно решают!
Но, кто открыл себя, тот скажет: - Вот мое
Добро! Вот Зло мое! - и карлики утихнут...
Их речи - "Вот добро для всех" тогда поникнут!
Но всем довольных не люблю я, в них гнилье...
А уважаю я строптивые желудки
И привередливые злые языки,
Что знают точно Да и Нет, их Я в штыки...
Ведь поднимают в честь свою златые кубки!
Я не люблю ни мумий бледных, ни ослов,
Ни лизоблюдов, паразитов, ни несчастных,
Кто жизнь живет на страже истин безучастных,
Ни торгашей, политиканов, ни воров.
Хотя... я сам стою на страже самого
Себя! И этому учился хорошо.
Стоять, ходить учился, бегать и легко
Взбираться лестницей для взлета своего!
В любые окна я вскарабкивался смело
И на высоких мачтах знания сидел...
С каким блаженством в первый раз я так взлетел,
Мой малый свет светил прожектором умело.
Вот вам учение мое: - Чтоб улететь,
Сначала учимся ходить и танцевать.
Ведь невозможно мыслям сразу же взлетать.
Дорог же множество, но надо лишь хотеть.
Так говорил мне Заратустра...
Другая плясовая песня
О, Жизнь! В глаза твои взглянул недавно я.
Сверкало золото в ночи прекрасных глаз...
И стало тихо в сердце, словно в первый раз
Оно желаньем возгорелось от Огня...
И золотой челнок по волнам темных вод,
То появляясь, то ныряя, звал меня...
А ноги в пляс рвались, желанием пьяня,
И ты, смеясь, звала меня в свой хоровод.
Своими маленькими ручками едва
Ты к кастаньетам прикоснулась, и ожили
В безумной пляске ноги, в небо воскружили,
И устремился я к тебе, но ты слегка...
Лукавым взором поманив, уж оттолкнула!
Зашелестели кольца локонов твоих.
От этих змей отпрянув, я и сам затих...
Остановилась ты, головкою кивнула...
Я прочитал во взгляде страстное желанье!
О, как ты учишь по кривым путям ходить!
Твоим коварством обучался я здесь жить,
Чтоб нынче, рядом, угадать твое призванье!
Вблизи боюсь тебя, вдали же - обожаю.
Коль ты бежишь, то завлекаешь, а стоишь...
Страдаю я, а ты, взыскуя, говоришь...
Чего б ни сделал для тебя... я и не знаю...
Воспламеняет холод твой и обольщает
Твоя надменность, а насмешливость волнует.
Кто возлюбил тебя, отчаянно ревнует
Святую грешницу, что столько обещает...
Куда влечешь меня теперь, Верх Совершенства?
Неукротимая! Ты снова убегаешь?
Неблагодарная, о ком же ты мечтаешь,
Не обо мне ли? Дай хоть капельку блаженства!
Я за тобой стремлюсь, хоть пальчик мне подай!
О, тут пещеры! Ты же можешь заблудиться!
Стой, подожди! Сова летит... Ах, ты дразниться?
Да ты... сова? Собака? Серна? Угадай...
Как мило скалишь на меня ты белы зубки!
А глазки злые как сверкают из кудрей...
Вот это танец! Чудный танец, дар зверей!
Вот ты и рядом, попрыгунья, вот... минутки!
Лети быстрее... Ну же, ввысь!
Ах... Я упал!
Смотри, надменная, молю я о пощаде
И о тропе любви молю, как о награде,
О глубине, где злато - рыбки... Кто бы знал...
Ты утомилась? Вот... вечерняя заря,
А вот пасутся овцы в зелени полей...
Под звук свирели мне б уснуть с тобой скорей.
Устала ты? Я... отнесу туда тебя...
Но, если жажду испытаешь, я найду
Чем напоить тебя! Да вряд ли станешь пить.
Змея! Проклятая колдунья! Дай пожить!
Но ускользаешь ты мгновенно на беду...
Устал я вечно пастухом твоим здесь быть!
Я до сих пор тебе пел песни, чаровница,
Зато теперь ты закричишь, как кобылица!
Вот моя плетка, как я мог о ней забыть?
И отвечала Жизнь, зажав руками ушки:
- О, Заратустра! Да не щелкай этой плеткой!
Ведь убивает шум все мысли, бой трещоткой...
А мне как раз... явились нежные пастушки..
С тобою оба мы вне зла и вне добра!
Мы не творим ни то, ни это, ни другое...
Нашли мы остров свой зеленый, как благое,
Святое Место в откровенье серебра.
Должны жить в мире и согласии с тобой!
И даже, если мы не любим полным сердцем
Друг друга нынче, то зачем казаться перцем?
Ведь хорошо я отношусь к тебе, друг мой
А зачастую, даже слишком хорошо!
Все оттого, что ревность мучает к твоей
Любимой Мудрости, вот дура - всех дурей...
Да сумасшедшая карга, скажу еще..
Что если вдруг она тебя покинет, милый?
То и любовь моя к тебе угаснет тут же!
И оглянулась Жизнь задумчивая: - Ну же!
Не слишком верен ты мне, друг неутомимый...
Я замечаю, что не так меня ты любишь,
Как говоришь, и что покинуть вскоре хочешь...
Под гулкий колокол беду себе пророчишь...
Я знаю Все, но кое - что... ты не забудешь...
И я, колеблясь, отвечал невольно: - Да...-
Да кое - что еще на ушко ей сказал...
От взгляда жесткого я тут же замолчал...
- Ты знаешь это? Заратустра... Никогда!!!
Никто не знает и не может это знать! -
Едва услышал от нее я тихий шепот.
Заря погасла под немолчный моря рокот...
Мы оба плакали... Что нынче вспоминать...
В тот раз она была мне Мудрости милее,
И я любил ее как будто бы впервые!
Меня ласкали кудри Жизни золотые,
И в те минуты становился я сильнее...
Так говорил мне Заратустра...
Беседа с Королями
Один был левым Королем, другой же правым...
Дорогой горной шли они в своих коронах,
В пурпурных ярких поясах, как бы в попонах...
А перед ними шел осел, груженый самым...
Необходимым Королям в высокогорье.
А Заратустра, их увидев, так сказал:
- Как увязать одно с другим, престранный бал,
Два Короля и лишь один осел - приволье...
Услышав это, Короли остановились:
- Вот так же думают и многие средь нас...
Но не высказывают вслух подобных фраз! -
Сказал один, другой в ответ: - Мы... утомились...
От добрых нравов! Не от них ли мы бежим?
Уж лучше жить средь пастухов, чем в лживой маске,
Раззолоченной высшим обществом окраске,
Средь тех пройдох, чей дух наживою движим.
Аристократией зовут они себя -
Больные души средь целителей дурных,
Торговля властью - вот призвание таких,
А мы... не более чем профиль Короля!
На тех монетах, что из рук стекают в руки.
Мы роль разыгрываем первых из людей.
Но отвращение постигло Королей,
И мы ушли от сброда, судорог и муки.
От крикунов и от зловонного дыханья,
От грязных уличных писак и торгашей,
Их честолюбия и звона их грошей...
Вот - отвращения болезнь и вот признанье...
Однако, кто - то нас подслушивает, брат! -
И Заратустра, слышав это, тотчас вышел,
Да подошел, сказав гостям сим: - Я вас слышал!
Весьма... приятно. Заратустра - я. Вам рад!
Я тот, кто некогда сказал: - Какое дело
До Королей мне! - Не взыщите же вы, право...
Я вам обрадовался, здесь моя держава.
Однако может... вы нашли дорогой... смело...
То, что ищу я? Проявленье Человека?
Иль самого его, что Высшим я зову? -
Тут Короли, ударив в грудь себя: - Угу!
Да, нас узнали! И осел наш - чудо века,
Его ведем Ему в подарок, ибо Он
Быть должен Высшим властелином на земле.
Нет тяжелей несчастья, чем в Его судьбе...
Когда не лучший средь других творит Закон,
Тогда и подданные лживы и хитры.
Когда же станет Он последним из людей,
То чернь поднимется в цене души своей! -
- Что слышу я? Вы - Короли, но как мудры!
Пожалуй, в рифму я слова переведу!
Хоть и не всем стихи понравятся, ведь я
Для длинноухих не советчик, не судья -
- И - А! - сказал осел от радости сему...
Однажды, в первый эры год
Сивилла, опьянев, вещала:
- О, горе! Как все обветшало!
Мир опустился и народ!
В блудницу Рим оборотился,
Во всем упадок и развал,
И Цезарь до скотины пал,
Сам Бог евреем вдруг родился...
А Короли стихами пьяно наслаждались.
- О, Заратустра, рады мы тому, что здесь!
Твои речения заменят мир нам весь!
Ведь мы для этого на гору и взобрались.
P.S. Кому - метафора поэта,
А для меня - вся правда жизни,
Неотделимая от мысли
Зари земной, зари Рассвета...
СВЕРШЕНИЕ (Песнь Чародея)
Итак, свершилось то, что было суждено!
Свершенья этого ждет каждая душа,
Что на земных орбитах срока, не спеша
Проходит Путь, и ждет, и верит: - Ей дано!
Ей заповеданы падения и взлеты,
Высокогорье, и ущелье, и равнина,
Туман над морем, и великая стремнина,
Дерзанья днем, и ночью смелые полеты...
Она живет Святым лишь духом, только им.
В Священной Троице Она и есть тот дух:
Отец и сын и Сила женская для двух!
Когда б ни мать Природа, где бы быть другим?
О, Тайна Жизни! Ты прекрасные мечты
В нас пробуждаешь, и великие стремленья.
О, Полдень Жизни, долгожданные свершенья,
Явитесь душам Светом высшей Красоты!
Что происходит, где созрела Красота?
Душа внезапно прикоснулась? Ну... смелей!
Продли Мгновение на год души своей!
И, наконец, пойми предел для Нет и Да
Тогда Свершенной назовешь судьбу свою.
И новый круг, родившись заново, начнешь...
Там в новых Да и Нет осмысленность найдешь!
Там Цель иная для Хочу и для Творю!
В березовых весенних островках
Рождаются волнующие песни
И свежие, живительные вести
О новых гостьях: мыслях - мотыльках...
Вновь творческие вихри и фонтаны
Вселяют в нас надежду в пробужденье
Подснежников на нивах заблужденья...
Молоденькой листвой шумят поляны...
И - А ... шумит в зелененькой траве,
И оба Короля покорны мне...
МОЛОТ ГОВОРИТ
- Зачем так тверд? - сказал древесный уголь алмазу -
Иль мы не братья по Верховному наказу?
- Зачем вы так мягки? - Я спрашиваю вас -
Иль вы не братья мне, иль дух совсем угас?
Зачем покорны и уступчивы вы так?
Я отреченья в сердце вашем вижу флаг...
Так мало рока в вашем виде, вашем взоре,
И непреклонности не слышно в разговоре...
И как же сможете вы в жизни победить,
Коль не хотите Быть со мною и светить?
Коль ваша твердость не захочет рассекать,
Сверкать и резать, как же можно Созидать?
Все Созидающие именно тверды!
Они блаженством почитают те труды...
И, налагая руку на тысячелетья,
Как бы из воска формируют все столетья.
"Под злыми взглядами спускавшегося солнца..."
Я никогда бы не сказала так, но что...
Меня притягивает, и ответь, за что...
Я с Заратустрою сроднилася до донца...
Когда яснеет воздух над землей безбрежной,
И утешением
роса небес
нисходит,
Стопой невидимой, неслышимой и нежной
Успокоенья сладость в душу тихо входит...
Ты вспоминаешь ли, горячая душа,
Какою жаждою томилась ты когда - то,
Как росы неба ты считала не спеша,
Что ниспадали на тебя мерцаньем злата...
Как ты усталая, в слепом изнеможении
Под злыми взглядами спускавшегося солнца,
Злорадно слепящего, будто в услужении,
Между дерев искала ставенки оконца...
Желая вырваться с земли на волю неба:
- Ужель я Истиной не стала? - Нет, увы...
Ты - хищный зверь, поэт со лживой маской Феба...
За хитрой мыслью ожидающий дары...
И это Истины роса?! - О, нет и нет...
Ты - скоморох, что сам себе добычей стал,
Поэт и только, а вокруг - то... карнавал...
Твой бег по кругу в ложных целях разве Свет?
По лживым радугам среди небес обманных,
В загроможденности мостов неясных слов
Ты хочешь с Истины сорвать Ее покров,
Не зная Что найдешь в обители желанной...
И это Истины жених?! - О, нет, конечно!
Ты не стоишь у Храма хладный, неподвижный,
Как страж Господних врат,
Как тень от сил Всевышних.
Ты - дикий хищник, что в окно глядит беспечно...
Стремясь без всякой цели выпрыгнуть в него,
Да в лес дремучий убежав, кричать приветно...
Здоровья полный, красоту искать ответно
И кровожадно погружаться в естество...
Да сладострастно ноздри духа раздувая,
Ты крался, полный лжи, к добыче, чтоб схватить
И когти в тело ослабевшее вонзить,
О глубине своих мечтаний вспоминая.
Порой орлиный взгляд со снежной высоты
Стремился в пропасть существа твоих владений,
Змеился кольцами, спускаясь вглубь ущелий,
И вдруг, как меч, разил ты жизни сей тщеты.
В ягненка молнией попав, ты стал терзать
Со злобной яростью овечии тела,
Что тупо смотрят со смирением вола,
И не противясь отдаются духом в пасть...
Вот так, пантерный твой характер, о, поэт,
И проявляется под тысячью личин...
Ты скоморох, искатель истинных причин,
Овцу и бога увязал в один сюжет...
Терзая бога в человеке, и овцу
Терзаешь также ты и радуешься тем,
Что хищным разумом коснулся разных тем,
Блаженство дикое отправив по кольцу...
Когда яснеет
воздух терпкий, и луна
Серпом зеленым среди тучек выступает,
И свет ушедшего светила подрезает,
Гася пурпуровые в облаках тона...
Тогда упал я с высоты своей мечты,
Где дух носился, полный света и огня...
Упал я навзничь в тьму, сознание храня,
Что жаждет правды и во мраке темноты...
Скажи, ты помнишь ли, горячая душа,
Свое томление в изгнанье этом вечном?
Ты - скоморох, поэт и только... в бесконечном
Собою станешь ты, бездумно хороша...
БЕЗЖАЛОСТНЫЙ ОХОТНИК
( ПРИЧИТАНИЯ ЧАРОДЕЯ )
Зову я в час холодный: - Кто может отогреть...
Я здесь бреду бездомный... Не в силах умереть...
Горячие мне руки скорее протяни,
Сотри из сердца муки, в нем гаснут уж угли...
От страха цепенея, в бессилии дрожа,
Пред смертию робея, лежу я чуть дыша...
В припадках хвори злобной под острыми концами
Разящих стрел бесплодно трепещу я крылами...
Охотишься, ужасный, ты - мысли вечной дух,
Слепя зарницей властной, ты громом гасишь слух...
Твоим сражен я взглядом насмешливо смотрящим,
Отравленный, как ядом, в мученьях леденящих...
Бесчувственный притворник, ты - каменный отрог,
Безжалостный охотник, неведомый мне бог!
Рази смелее, глубже и в сердце попади,
Ударь меня и тут же... разбей и в прах сведи!
Зачем тупые стрелы? Зачем опять терзаешь...
Мучения... неумелы? Ты что ж еще... желаешь?
Ты хочешь... видеть муки... Зачем мои мученья?
Злорадный бог, от скуки ты жаждешь развлеченья!
Ты ловишь звук дыханья, подслушивая сердце...
Ах, ты желаешь знанья, в котором бы воспеться...
Да, может, ты ревнуешь... К кому же? Прочь уйди!
По сердцу ты тоскуешь... ах, в помыслы войти
Ты хочешь, вор бесстыдный, и выпытать признанье!
Палач, неблаговидный, достойный наказанья!
Я должен, как собака, валяться пред тобой,
Грабитель ты, клоака, что послана судьбой...
Ты ждешь хвоста вилянье, признания в любви!
Посланник наказанья, уйди или срази!
Какой укол ужасный! Да, я твоя добыча...
Но пленник гордый, властный, что хочешь, беды клича?
Грабитель и разбойник! Что? Выкупа! И сколько?
Смотри, я не покойник, цена моя не долька...
Сказала Гордость: - Много потребуй от меня!
Но только краткость слога нужна мне для огня...
Ах, вот как! Неужели? Ты хочешь лишь меня?
Всецело... В самом деле? Тогда зачем стрела?
Глупец, зачем терзаешь ты душу униженьем?
Любви мне дай, узнаешь сердечное движенье.
Горячую мне руку скорее протяни,
Из сердца боль и муку в огне своем сожги!
С врагами я лишь знался... Я научен борьбе!
Ты... сам бы мне отдался, мой лютый враг! Сам - Мне!
Умчался прочь... Покинул... Мой Друг, великий Враг!
Божественный мой... сгинул... Один стою у врат...
О, нет! Вернись обратно, пусть с пыткой и стрелой!
Все понял ты превратно, вот... слезы за тобой...
Из глаз моих стекают, и снова для тебя
Огонь горит, блистает на сердце светом дня!
Вернись ко мне, Страданье и Счастие мое...
Последнее признанье - Я - часть Твоя. Ты - Все!
P. S.
Ты звал его, как Счастье, и клял, как Наказанье!
Хотел Его Всевластья, желал Его познанья...
Бранился и кривлялся, рыдал и угрожал,
Смеялся и боялся, сдавался, побеждал!
То - роды искупленья земных Времен, грехов,
Великое Мгновенье спрессованных веков.
Знай, я была с тобою... Тогда, сейчас, всегда...
Мы нитью золотою увиты на года.
Ты - дух мой и твердыня, а я - душа и мать...
Для бога я рабыня, что большего желать!
И ты отдался в рабство, хоть бился, как гигант,
Теперь блистают Царства, играет Музыкант!
Теперь ты... не бранишься, и бога не клянешь,
Теперь землянам снишься, ведь... в боге ты живешь!
Небесные оркестры играют в честь тебя,
Все пропасти и бездны познали силу дня!
И мчатся колесницы твоих чудесных песен,
А вслед за ними птицы до звезд... Им мир наш тесен!
Те птицы - наши души. Те звезды - дух иной.
Держи поводья, Друже, в честь Дружбы золотой.
СТРАННИК - ПЕСНЯ ТЕНИ ЗАРАТУСТРЫ
ПСАЛОМ ДЛЯ ДЕСЕРТА
СРЕДИ ДОЧЕРЕЙ ПУСТЫНИ
"Так говорил Заратустра" 4 частьПустыня ширится сама собою: Горе
Тому, кто сам таит пустыню в каждом взоре...
Той самой Бездны та Пустыня отраженье -
Звезды танцующей безумное круженье...
Все так торжественно!
Совсем... по-африкански.
Достойно даже льва и хитрой обезьяны,
Что ревуном морали звали те, что пьяны...
Я здесь... совсем Ничто для вас, подруги царски...
И все же здесь, подруги милые. Сезам...
На долю счастие приплыло, как бальзам.
А, между тем, у ваших ножек бесподобных
Мне радость выпала сидеть, в подножье пальмы.
Мне, европейцу, восхитительные мальвы!
Почти в самой пустыне вижу вас, угодных...
Оазис крохотный меня вдруг поглотил,
Раскрыв навстречу ротик, пахнущие губки...
Я из Ничто своей пустыни в них, зовутки
Попал, ворвавшись и, внезапно, проскочил!
И вот я здесь, подруги милые. Сезам.
На долю счастие приплыло, как бальзам.
Да... Слава оному киту, в ком хорошо
Быть гостем званым!
Вам понятен мой намек?
Когда б с китова чрева мчались наутек,
И я б бежал... Но здесь... так мило и грешно...
Я прибыл к вам, в брюшко - оазис из Европы,
Что недоверчивей всех старых женок в мире.
Она, Европа, неподвластная сатире,
Меня поправит под устойчивые строфы...
Переслащенный, словно финик перезрелый,
Я вожделений золотистых полн, как он.
Томлюсь по девичьей мордашке, духом полн,
По белоснежным зубкам белым и умелым.
По ним - то именно сердца всегда тоскуют...
А я лежу, как этот южный плод, похожий
Сверх всякой меры на него горелой кожей,
А рой крылатый дуги вкруг меня рисует...
В игривой пляске рея также вкруг порхают
Причуды ваши и желаньица младые,
Слегка язвительные, нежные, немые...
Вы кошки - девочки, что мысли подрезают...
Осфинксовали вы меня, Дуду, Зулейка.
Чтоб эти чувства в Слово оное вместить,
(Великий Господи, прошу меня простить,
Не устоять ото греха... а сам сумей - ка)
И я сижу, вдыхая райский воздух, право...
Наичистейший и прозрачно - золотистый.
Такого воздуха не знал поэт искристый,
Что в древнегреческой поре достигнул "браво".
Хотя... сомнительно, - я прибыл из Европы,
Что недоверчивей всех старых женок в мире,
Что не подвластна ни унынью, ни сатире,
Пусть сам Господь исправит кривенькие строфы...
А этот воздух! Словно в кубки разливая,
Вдыхая ноздрями, раскрытыми широко,
Как в безвременье средь подруг сижу глубоко,
Не вспоминая ничего, не ожидая...
Смотрю на пальму, что подобно танцовщице
Так изгибается и ластится, качаясь...
И долго, долго, в одиночестве играясь,
Совсем забыла про вторую ножку - Ницше...
По крайней мере, тщетно я совсем старался
Ту прелесть, скрывшуюся где - то, рассмотреть.
Тех близнецов единства формы не узреть...
Хоть я... второю ножкой быть в уме пытался.
И, если мне готовы верить вы, подруги,
То пальма эту прелесть вовсе утеряла.
Ее уж нет! Навек потеряна, страдала,
Но не смогла найти вторую ножку - друга...
Где, одинокая, грустит она в разлуке?
Быть может, в ужасе пред зверем златогривым?
Или изъедена до кости тем игривым
Голодным зверем и теперь страдает в муке...
О, да не плачьте же! Не смейте плакать вы,
Созданья нежные и сладкие сердца!
Ваш кошелек - мешочек пуст не до конца,
В нем корешочек сладкий редкой вкусноты...
Зулейка, бледная Дуду, не смейте плакать!
Иль, может быть, уместней здесь иное средство,
Что боль уймет? Вот - европейское соседство,
А вот - достоинство и честь, желанье "Так-ать"...
Вот - добродетелью надутый старый мех.
Шипи, свисти и дуй еще морали ревом,
Пред дочерьми пустыни лей целебным медом,
Весь жар души и страсть свою подняв на смех...
Вой добродетели исконно европейской
Вам непонятен, этот волчий аппетит...
О да, пред вами - европейца страсть кипит,
Я не могу иначе... Мир мой... вам плебейский...
Пустыня ширится сама собою: Горе!
Тому, кто сам таит пустыню в каждом взоре...
ИЗ КНИГИ Ф.НИЦШЕ "ВЕСЕЛАЯ НАУКА"
Гл. 125 Безумный человек.
О том безумце слышали ли вы,
Что в светлый полдень взял, зажег фонарь,
Да выбежал на рынок сей звонарь,
Крича: - Ищу я Бога! Где же Ты?
Вокруг него раздался звучный хохот,
Поскольку атеистов было много...
А он кричал от самого порога:
- Он что, пропал, иль спрятался? - под рокот
Издевок бессердечных, - Где же Он?
Боится нас, иль в плавание пустился?
Сбежал в страну иную, схоронился?
И был безумец взглядом диким полн.
Пронзив толпу глазами, вскрикнул так:
- Хочу сказать вам это: - Мы убили
Его! И вы, и я сие свершили!
Но как нам удалось все это? Как...
Мы выпили все море... Кто же дал
Нам губку, чтоб стереть все краски мира?
Мы... землю оторвали от эфира!
От солнца, и от звезд! - так он сказал...
- Не падаем ли мы уж непрерывно
Назад, вперед, и вбок, и вверх, и вниз?
Пустотный обломился ль пол - карниз!
Не смотрит ночь на нас ли так бесстыдно,
Что нужен нам фонарь средь бела дня!
Не слышно ли могильщиков, что Бога
Все время погребают раньше срока?
И тлеют Боги, гибнут Боги зря!
Убийцы из убийц! Где ж утешенье
Найдем, когда святое существо
Убили мы в себе давным-давно...
Под нашими ногами кровь творенья!
Какой водой, очистимся ли мы?
Какое искупление принять
Нам следует, чтоб сей позор изъять?
В Богов мы обратиться вновь должны!
Чтоб стать тогда достойными Его.
И те, кто после нас родится вновь
Познают, как приходит в мир Любовь,
Истории новейшей Существо.
Безумец тот внезапно замолчал.
И снова оглядел толпу... Она
Застыла удивленно, как стена,
Увидевшая сто пустых зеркал!
Тогда фонарь на землю бросил он,
И тот, разбившись вдребезги, погас...
- Пришел я рано! Мой не пробил час!
Событие - в пути. Но слух - пленен.
И молнии, и грому нужно время,
И свету звезд, и всем людским деяньям,
Чтоб их услышать! Так же и признаньям,
Всему, что совершило наше племя.
Деяние от вас так далеко,
Как самые далекие светила,
Свеченье чье еще не приходило...
И, все-таки, свершили вы его,
Деяние!
Рассказывают также,
Что тот безумец в церкви приходил,
И Богу поминанье приносил.
Его же гнали всюду, не однажды...
А он твердил: - Да церкви - суть могилы,
Надгробия для Бога, не иначе.
Безумец был безумен. Это значит,
Что умному понять - не хватит силы...
Feano